Шекспировский "Гамлет": наличие скрытого
смысла подчеркнуто Шекспиром даже путем
озвучивания персонажами имени Гамлета.

Эволюция текста, или Как Шекспир именовал Гамлета

Владимир Козырев

kozyreff@yandex.ru

Несколько слов о смысловой нагрузке имен
(вступление)

Ганс Гольбейн Младший, Лука Кранах Старший, Джордж Буш Младший — такие знакомые и привычные имена известных людей, вошедших в историю человечества. Имена привычные, но насколько понятны в них последние слова, особенно далеким потомкам? Произнося их, задумываемся ли мы над тем смыслом, который в них заложен? Обычно нет; и, если в случае с Джорджем Бушем понятно — все еще помнят его отца, тоже Джорджа, и тоже Президента, то вот почему Лука Кранах "старший", — для многих уже вопрос. Ну, старший и старший, фамилия такая. А если у литературного героя такая же проблема с именем? Например, у Гамлета-младшего? Случайно ли авторы выбирали имена для персонажей своих произведений? И всегда ли оставались верны этим именам в последующих редакциях, особенно если учесть, что далеко не каждый писатель удовлетворялся тем вариантом своего детища, который он отдавал в печать? Зачастую и после этого момента продолжалась работа по совершенствованию уже опубликованного текста, чтобы от издания к изданию он все более точно передавал идею автора, которую тот хотел донести до читателя. При этом, в отличие от искусства изобразительного, в литературе промежуточные варианты художественных произведений не исчезали бесследно после переработки, позволяя исследователю и по прошествии не только десятилетий, но и веков, как бы заглядывать через плечо автора, чтобы, проследив эволюцию текста, лучше понять его содержание. Особенно это ценно при изучении произведений, где подозревается наличие скрытого смысла, где дорого значение каждого слова, а иногда и буквы. А скрытого смысла предостаточно у многих литераторов, особенно у Шекспира.

С последним нам в этом отношении отчасти повезло. Хоть и не осталось после него ни одной рукописной строчки, но еще при жизни автора было несколько изданий его трагедий, которые в какой-то степени отличаются друг от друга. И вот анализ этих отличий позволяет сделать некоторые выводы о том, что в действительности хотел сказать читателю Великий Бард. Например, в таком бессмертном своем творении, как "THE Tragicall Historie of HAMLET Prince of Denmarke".

Считается, что "Гамлет" при жизни автора издавался три раза: в 1603 г. (Quarto-1), в 1604 г. (Second Quarto, или Quarto-2) и в 1623 г. (First Folio, или Folio-1). (Тексты всех этих изданий доступны в Интернете — см. адрес в конце статьи).

В короткой статье невозможно вскрыть и тщательно проанализировать все имеющиеся различия между названными изданиями, поэтому хотелось бы остановиться на тех из них, которые несут в себе, как представляется, информацию о скрытом смысле трагедии "Гамлет". Во избежание повторений, различия, ранее отмеченные другими исследователями, рассматриваться здесь не будут.

В первую очередь, хотелось бы отметить одну особенность текста Quarto-1, которая в последующих изданиях трагедии практически отсутствует, а именно — своеобразное употребление имени "Гамлет" другими персонажами пьесы.

I. Как Шекспир представил Гамлета читателю

Уже в самом начале трагедии обращает на себя внимание первое упоминание о главном герое. Озвучивается оно из уст Горацио в несколько странной форме, если опираться на привычные представления об этом произведении Шекспира :

(Scene TP2-пролог¹)

Слово "young" в сочетании с именем трактуется словарем "Webster's New World Dictionary" как "младший из числа лиц, носящих это же имя". Следовательно, приведенная фраза как бы подсказывает нам, что Гамлет в замке не один, где-то рядом есть более старший персонаж с таким же именем. А может это небрежность автора? — Вряд ли. Эта фраза осталась без изменений во всех изданиях трагедии; следовательно, Шекспир придавал ей достаточно важное значение. Если же посмотреть, как другие персонажи называют принца Гамлета в его отсутствие, то вырисовывается любопытная картина. Вот, например, упоминание о Гамлете в разговоре Корамбиса ( так звали отца Офелии в Quarto-1) с королевой в ее покоях. Корамбис, вернувшийся к королеве от ее сына, которому передал просьбу матери, и знающий, что Гамлет идет следом за ним, предупреждает королеву (Акт 3 Сцена 3):

Случайно ли Шекспир использовал и в этой ситуации словосочетание "младший Гамлет"? Ведь можно было сказать "Ваш сын", "Ваш сладкий сын" или нечто подобное из того, что произносит Король, обращаясь к пасынку. Но автор и здесь явно подчеркивает, что по этому коридору может пройти другой Гамлет, очевидно находящийся неподалеку. А мимо кого по пути к матери проходил в это время младший Гамлет, секрета не представляет.

В связи с приведенными примерами, конечно, уместно вспомнить Акт 4 Сцену 7 — разговор с могильщиком, смысл которого подробно рассмотрен Б. Боруховым в статье Шекспир устами могильщика: Гамлет — сын Фортинбраса:

Попутно хотелось бы обратить внимание ещё на два обстоятельства, связанные с именем Гамлета в тексте Quarto-1. Во-первых, в ходе анализа текста, обнаружилось, что в начале пьесы, а именно в сценах TP2 и 1.1, в ряде случаев имя младшего Гамлета пишется через пробел после первой буквы, хотя имя его отца, короля Гамлета, напечатано как обычно:

Если бы не реплики короля, в которых два варианта написания имени Гамлета-младшего, то можно бы подумать, что это — намек на легенду об Амлете, тем более, что в таких случаях буква H везде подана прямым шрифтом, а amlet — курсивом.

Что это — опечатка? Или очередная загадка от Шекспира?

Во-вторых, как оказалось, первое упоминание в пьесе имени Гамлета с прилагательным "младший" приведено почти сразу после рассказа о битве Гамлета-старшего с Фортинбрассом. Последний тоже вполне может быть назван старшим, так как в этой же сцене упоминается его сын с таким же именем. И упомянут этот сын, конечно же, не иначе, как "младший Фортинбрас"! Который далее по ходу пьесы именуется везде просто Фортинбрасом, так как сранивать не с кем, отец давно погиб; Гамлета же продолжают называть с приставкой "младший". Довольно многозначительные параллели для тех, кто хочет понять, почему главный герой трагедии "младший" (Scene TP2-пролог):

Однако этими параллелями и формулой "младший Гамлет" Шекспир в Quarto-1 не ограничился. В некоторых диалогах действующие лица называют Гамлета и по-другому.

Например:(Акт 1 Сцена 5 — разговор Офелии с отцом):

Но к чему такое уточнение про младшего принца? Его тоже можно расценить как еще одну подсказку о том, что в замке не только несколько Гамлетов, но и несколько Принцев с этим именем, иначе для чего нужно было подчеркивать, что речь идет о младшем принце?

Обратимся к следующему упоминанию главного героя другими персонажами пьесы.

Акт 2 Сцена 1 — Разговор отца Офелии с королевской четой о помешательстве Гамлета:

II. Остался ли принц Гамлет "младшим" в поздних изданиях трагедии

Что же произошло с выявленными формулами "младший Гамлет", "младший принц Гамлет" и "принц Гамлет" в последующих вариантах трагедии Quarto-2 и Folio-1? Первая исчезла из всех диалогов, кроме двух, которые Шекспир очевидно считал ключевыми — это первое упоминание имени Гамлета персонажем по имени Горацио и разговор с могильщиком. Вот как они представлены в Quarto-2 ( эти места в Folio-1 практически не отличаются от Quarto-2):

Q2 Scene TP2 (пролог):

Q2 Scene 4.7:

Формула "младший принц Гамлет" Шекспиром вообще исключена. По всей видимости, разбросанные по многим диалогам слова "младший Гамлет", "младший принц Гамлет" показались автору излишне прямолинейными в таком количестве, и он заменил их везде на почтительное Lord Hamlet, как и исключил слова могильшика о том, что младший Гамлет — это сын убитого Фортинбраса. Но зато и в Quarto-2, и в Folio-1 появились имена Клаудиус и Клаудио, которые вкупе с использованием в двух местах формулы young Hamlet внимательному читателю говорят даже больше, чем намек из Quarto-1 о возможном присутствии еще одного принца Гамлета.

А чем же компенсировано изъятие упомянутых слов могильщика? Если бы Шекспир посчитал их просто излишними, то тогда оборвалась бы родственная цепочка "Гамлет-Фортинбрас" и затруднился бы доступ к скрытой фабуле мениппеи. Но, оказывается, при доработке текста автор нашел более изящный ход. Он заключался в следующем. В Quarto-1 король упоминает двоих своих "коллег" — короля Норвегии и короля Англии, используя одну и ту же формулу "наш брат":

Scene 2.1

Scene 3.4

Двукратное использование одного и того же словосочетания придает ему оттенок вежливого упоминания, но не более того. А вот в Quarto-2 и Folio-1 "брат Английский" уже не упоминается. И единственно наличествующий our brother Norway немедленно превращается в родственника. Вот такое небольшое изменение и восстанавливает все родственные связи, указывавшиеся в Quarto-1 более явным способом.

При рассмотрении родственных связей Гамлетов-Фортинбрасов неизбежно возникает вопрос об избыточности, нереальности одного из королей, существующего только во вставной пьесе. Рассматривая эволюцию текста трагедии, можно заметить, какими средствами Шекспир давал понять читателю, что по замку ходит Гамлет-старший, не травивший своего брата, а убивший его в поединке много лет назад. Одно из этих средств — использование слова "Last", рассмотренное А. Барковым в его книге "Гамлет": трагедия ошибок или трагическая судьба автора?" и в статье "Уильям Шекспир, "Гамлет" и вопросы литературоведения". Здесь следует отметить дополнительный и, как представляется, значительный штрих в использовании указанного слова. Дело в том, что первоначально, в Quarto-1, Шекспир использовал единственный раз слово "late" . Вот этот фрагмент:

Quarto-1, Scene TP2

В данном контексте слово "late", очевидно, следует понимать как "покойный", (хотя в словаре "Webster's New World Dictionary" это значение и стоит на последнем, пятом месте). Далее в тексте это слово нигде не встречается. Более того, при дальнейшей доработке текста оно и в приведенном выше монологе заменено Шекспиром на более двусмысленное "last":

Quarto 2 Scene TP2 (Folio-1, Scene 1.1)

Причина этой замены очевидна. В первом Quarto фраза "Our late King, who as you know was by Fortenbrasse of Norway" с ее однозначно "покойным" королем уравновешивалась другой, противоположной по смыслу фразой, вложенной в уста могильщика: "Let me see, I euer since our last king Hamlet slew Fortenbrasse in combat, yong Hamlets father", после прочтения которой становилось ясно, что Горацио соврал — король Гамлет до сих пор жив. Ключ к пониманию — это слова о том, чей сын принц Гамлет. Удалив этот ключ из более позднего текста, Шекспиру было необходимо и устранить однозначность слов Горацио, в противном случае эта однозначность заставляла бы невнимательного читателя думать, что Гамлет-старший умер действительно, а не во вставной пьесе. А слово "last", будучи более двусмысленным в данном контексте, дает намек, что Король не то "покойный", не то "последний". "Покойный" — во вставной пьесе, и "последний" — в реальности. Помимо прочего, это слово как бы сохраняет лицо рассказчика-Горацио, который старается избежать прямой лжи и прибегает к двусмысленности.

Приведенный перечень случаев использования имени Гамлета в третьем лице в тексте Quarto-1 не является исчерпывающим. Не были рассмотрены два диалога, которые не вписываются в разобранную выше схему, но, в совокупности с уже приведенными примерами применения формулы "младший принц Гамлет", свидетельствуют о наличии в замке двух принцев. Имеется в виду разговор Офелии с братом накануне его отъезда во Францию, а также последовавшая за ним беседа Офелии с отцом (Акт 1 Сцена 2):

В этой реплике, и только в ней, Шекспир использовал формулу, отличную от вложенных им в уста других персонажей, как будто желая подчеркнуть этим, что брат Офелии говорит вовсе не о главном герое трагедии. Поэтому и в следующем за упомянутым диалоге Офелии с отцом ее ответ воспринимается как уклончивый и двусмысленный — ведь в других ситуациях она употребляла иные слова. Хотя, может быть она говорила отцу правду, да тот не понял?:

Изменился ли текст этой сцены в Quarto-2 и Folio-1 по сравнению с первоначальным вариантом? Да, изменился. Причем, если в Q2 и F1 о Гамлете-младшем везде стали вспоминать как о Лорде Гамлете, то Лаэрт и в этом случае отличился — он все равно употребляет формулу, не совпадающую с теми, что звучат из уст других персонажей.

Quarto-2 Scene 1.2 (Folio-1) :

Лаэрт здесь говорит просто о Гамлете! То есть Шекспир и в более поздних вариантах пьесы дает читателю понять, что речь ведется не о главном герое, что у Офелии любовная связь с другим человеком более низкого ранга, но который носит такое же имя. Любопытно, что в Folio-1 в тексте диалога Офелии с отцом внутри этой же сцены, полностью совпадающим с текстом Quarto-2, появилось одно маленькое, но примечательное отличие:

Quarto-2

Folio-1:

В тексте трагедии помимо вышеуказанных имеются еще несколько упоминаний имени Гамлета в третьем лице, которые озвучены Королем и Королевой, но в их диалогах речь идет исключительно о главном герое, и в этих случаях Шекспир не использовал уточнений. Оно и понятно: "младший Гамлет" для короля Гамлета — единственный наследник и источник постоянных беспокойств; для Королевы он просто сын, о судьбе которого она тревожится и ни о каких других Гамлетах не думает — тем более что старший Гамлет постоянно с нею рядом, и нет нужды уточнять, какого Гамлета она имеет в виду.

III. Какой Гамлет любил Офелию сильнее?

Одновременно с рассмотренными изменениями, Шекспир внес в Quarto-2 и Folio-1 и другие элементы, значительно углубляющие понимание смысла скрытой фабулы. Если обратиться к письму, зачитанному отцом Офелии в присутствии королевской четы, то можно увидеть, что, помимо всего прочего, в тексте Quarto-2 и Folio-1 содержание письма расширено, в нем появились слова автора письма, которых не было в Quarto-1.

Quarto-2, Folio-1 Scene 2.1:

То, что автору письма не хватает выразительных средств и таланта, было продемонстрировано неуклюжими стихами, имеющимися во всех трех вариантах пьесы, но в Quarto-2 и в Folio-1 Шекспир подчеркнул эту мысль дополнительно. Внимательный читатель по ходу действия должен был догадаться, что письмо принадлежит руке Горацио-Гамлета-среднего (этот вопрос рассмотрен в книге А. Баркова). Приведенный фрагмент примечателен еще и тем, что в нем содержатся слова "to him" (вот ешё одно упоминание в третьем лице главного героя!), сбивавшие с толку не одно поколение переводчиков, хотя, казалось бы, уже само построение фразы I loue thee best, o most best belieue it, содержащее сравнение чувств автора письма с чьими-то ещё, несет в себе подсказку.Без учета того обстоятельства, что у Офелии были два поклонника с разной степенью поэтической одаренности, это словосочетание "to him" делает всю фразу бессмысленной. Вот некоторые образцы перевода упомянутого фрагмента:

Относительно слова "machine" автору статьи известны только два случая использования его Шекспиром — это приведенный выше текст и фрагмент монолога учителя из приписываемой перу Шекспира пьесы "The Two Noble Kinsmen". Во втором случае слово "machine" употреблено применительно к постановке, к исполнению народного танца:

То есть, смысловое значение указанного слова в ту эпоху видимо отличалось от привычного нам, современникам научно-технического прогресса, и привязка слова "machine" к трудоемкому процессу стихосложения вполне оправдана.

Но вернемся к теме о поэтических способностях автора письма. Возникает мысль: зачем нужно подчеркивать бесталанность этого персонажа в области литературы? Ответ, скорее всего, заключен в необходимости доведения мысли о наличии еще одной фабулы, еще одного рассказчика, помимо Шекспира. Дело в том, что в Quarto-1 эта идея не очень заметна, как не очень заметна и в целом истинная роль Горацио, а также его родственная связь с Гамлетом. Какими средствами Шекспир подчеркнул последнее обстоятельство в более поздних изданиях, показано выше. Роль же Горацио-рассказчика будет яснее видна, если обратиться к финалу трагедии, в последнем акте которой появились следующие строки:

Quarto-2 (Folio-1)

В Quarto-1 такой мысли ("устами того") не было. И то, что она введена синхронно с приведенным выше признанием Горацио в бесталанности, говорит о многом. Что будет делать человек, не имеющий писательского таланта, но вынужденный пересказывать драму, случившуюся в жизни, да так, чтобы и мысли у читателя не возникло, что сам автор в чем-то замешан? Самый простой вариант — прибегнуть к плагиату, взять чужую пьесу со схожим сюжетом и вложить в уста персонажей слова, которые скроют истину, и покажут вариант "правды" рассказчика. Неважно, что при этом характеры персонажей перестанут быть цельными, а их действия логичными. (Что, кстати было замечено Л.Н.Толстым еще сто лет назад и дало основание ему сказать что Шекспир "... не был художником и произведения его не суть художественные произведения", а Гамлет — это "фонограф" автора). А какую пьесу возьмет за основу бесталанный Рассказчик? Естественно, ту, что на слуху; ту, что наиболее популярна.

Здесь стоит мысленно перенестись в эпоху, в которой жил и творил Шекспир. Это было время повального увлечения анаграммами и другими словесными играми, текстами с двойным смыслом. Кроме того, это были годы небывалой популярности пьесы о датском принце Амлете (Гамлете) на английской сцене. К примеру, А. Аникст в своей статье "Гамлет, принц Датский" пишет: " ... факты указывают на популярность сюжета о Гамлете в театре эпохи Возрождения", а также приводит слова из сочинений Томаса Неша, который "...иронически отозвался о "куче Гамлетов, рассыпающих пригоршнями трагические монологи". В этой же работе А. Аникст ссылается и на Томаса Лоджа, который "...в своем сочинении "Несчастия ума" описывал "бледный призрак", который жалобно кричал на театре, подобно торговке устрицами: "Гамлет, отомсти!" Слова-то какие, — "подобно торговке устрицами"...

Так почему же мы думаем, что Шекспир был обязан для чего-то углублять и расширять набивший всем оскомину сюжет, в то время как его современники публично этот сюжет высмеивали? Oн и не собирался ничего углублять. Он создал сатиру, тоже высмеял надоевший ему сюжет, но не только его, а и увлечение этим сюжетом. Как человек, более талантливый, чем его современники, Шекспир это сделал более изощренно. Он вложил двойной смысл в свою трагедию, ввел в нее персонаж, который, по причине своей бездарности, выбирает для плагиата современную ему и такую же ограниченную, как и он сам, пьесу, накладывает ее сюжет на реальные события, будучи вынужденным их описывать, и пытается посредством этого скрыть свое истинное лицо. И ведь скрыл-таки от многих! И не Шекспира имеет в виду Горацио в своей фразе "And from his mouth, whose voyce will drawe on more" (как перевел ее Лозинский " Из уст того, чей голос многих скличет "), а автора использованной им пьесы.

В заключение хотелось бы сказать, что при изучении текстов Шекспира неизбежно сталкиваешься со все новыми и новыми, не замечавшимися ранее глубинами его мысли. Если говорить конкретно о "Гамлете", то это произведение представляется работой многоуровневого содержания, и какой из уровней будет доступен Читателю, зависит во многом не столько от эрудиции последнего, сколько от его желания и способности не поддаваться влиянию устоявшихся стереотипов при чтении рассматриваемой трагедии Шекспира. Прежде всего, конечно, бросается в глаза то, что находится на поверхности — великолепно отработанная и доведенная до совершенства оболочка, напоминающая собой зеркальную гладь речного катка, по которой с восторгом носятся читатели, восхищаясь превосходными стихами в пятистопном ямбе, да еще и наполненными гуманистическими идеями конца 16 века.

Правда, кое-где эта гладь нарушена ледяными торосами, выпираемыми из-подо льда какими-то силами, но большинство читателей легко их огибает. Тому же, кто рискнет заглянуть под лед, чтобы понять, чем порождены эти странные торосы, открывается второй уровень, уровень метасюжета, и Читатель вдруг обнаруживает, что смысл всего произведения совсем не в том, что лежит на поверхности; что на самом деле прочитанные им стихи вовсе не отражают истинных потоков мысли, направление которых определяется валунами, аккуратно расставленными автором в нужных местах и обнаруживаемыми на поверхности упомянутыми уже торосами. А если он еще и присмотрится к структуре этих валунов, к их взаимной связи, то непременно заметит и третий уровень, уровень фразы и слова, на котором уже явственно видны истинные лица и помыслы персонажей пьесы, их побудительные мотивы, а на их фоне — и истинные намерения Автора. Который, как выясняется, всего лишь высмеивает увлечения своих современников. В том числе и излишне многословное, к месту и не к месту употребляемое декламирование идей и высказываний, заимствованных у столпов Гуманизма.

Но, возможно, и это еще не все. Если подтвердится гипотеза, выдвинутая Робертой Бэллантайн (см.: Tales of Christopher Marlowe), то окажется, что у произведений Шекспира возможен и четвертый уровень, уровень знака (символа, буквы — кому что нравится). И на этом уровне скрыто уже совсем иное произведение.

Copyright © В. Козырев 2003
kozyreff@yandex.ru

На головную страничку: Уильям Шекспир: проблемы Гамлета, «Гамлета» и авторства шекспировского канона
К меню сайта: Cодержание "Гамлета", проблемы авторства "Шекспира", шекспировские сайты, тексты "Гамлета" Q1, Q2, F1